Попробую рассказать без цен и срача, без очернения и приукрашивания, как жилось в СССР. Постараюсь честно и искренне, только кое -что скрою для конфиденциальности.Год 1964-65. Меня утром тащит в ясли отец, я ору, мне страшно, я почему то туда не хочу. Комната, большая, ковер на полу, на нем разложены в ряд игрушки, я стою и боюсь сдвинуться с места. Тетенька подходит, берет меня за руку и отводит на ковер, все остальные дети сидят в кружок вокруг тетеньки. Я беру одну из игрушек, синего резинового мишку, в это время все остальные дети как по команде бросаются на ковер и разбирают игрушки. Мишек было много, но какой-то мальчик вырывает у меня мишку из рук, я плачу от обиды, и в это время мальчик хватает меня за волосы и больно дергает. У меня были светло русые, волнистые волосы, не очень длинные. Я плачу.
Я сижу в парикмахерском кресле взрослой парикмахерской. На голове – ежик. Я очень боюсь той штуки, из которой всех брызгают одеколоном, я один раз трогала папин, и мне очень сильно щипало в глазах, я плачу и прошу:
— Пожалуйста, только не надо диколончиком!
Ночь. Я проснулась и мне страшно, я трогаю рукой свою голову – а там нет волос. Я плачу и причитаю – воесы, воесы, где мои воесы… Приходит мама, гладит меня по голове, я успокаиваюсь и засыпаю.
Мы идем с мамой в магазин, где мне покупают синее ведерко с желтым совочком. На ведре нарисована лисица, уносящая в корзине петушка. Я слышу разговоры родителей, из которых я понимаю, что ясли едут на дачу. Что ясли мне не нравятся, это я уже осознаю, но от ужаса, что же еще будет там, на даче, я очень внутренне волнуюсь. Ведро и совок как-то сглаживают мне страхи.
Ночь. В углу, где стоит моя кроватка – темно. Из кухни ( однокомнатная квартира, хрущевка, вход в кухню из комнаты) проникает свет.
Но мне страшно, потому что лисица с ведерка прячется в темноте и собирается унести меня, как петушка. Я плачу. Приходит мама, прогоняет лисицу, и я засыпаю.
Автобус, мы все в белых носочках, дорога, высокий сосновый лес. Большой двор с клумбами, огражденными кирпичами, на клумбах разноцветные анютины глазки. Огромная комната, в которой в бесконечный (это видит ребенок 2-3-х лет, прошу понимать!) ряд кроватей и тумбочек.
Вечер. Солнце садится, но до заката еще далеко. Длинные простые скамейки, стоящие возле таких же длинных корыт с водой. Нам каждому выдали по куску мыла и мочалку и мы старательно моем ноги. Отбой.
Какой-то день на даче. Мы роемся в песочнице. Я очень берегла свое ведерко, но в этот день, мальчик, может быть даже тот же, который забрал у меня мишку и оттаскал за волосы, вырвал у меня мое ведерко, в которое уже был насыпан песочек и … написал туда, сказав что сейчас будет делать кашу. Я не плачу. Я – рыдаю. Взахлеб. Подходит воспитательница. Она понимает, что произошло, молча забирает у меня ведерко и выбрасывает его за забор. Я – не рыдаю. Я бьюсь в истерике. Я понимаю, что за забором я свое ведерко уже не найду никогда! Оно пропало навсегда. А этот забор – он такой высокий, а я такая маленькая, что я никогда не смогу за него перелезть.
Метрах в десяти от забора дача одной семьи. Это наша родня. По маме. Там живут мои тетя и две двоюродных сестры. Каждый день, стоя у забора, я их вижу и плачу, я скучаю по маме и папе, я думаю — что вот же они, наши родственники, но почему же никто не хочет забрать меня из этого ада? Нет, вру, слово «ад» я тогда еще не знала, но то, что творилось в моей маленькой душе было очень похоже на ад.
В воскресенье приезжает папа. Он забирает меня, и мы идет гулять за забор. Папа находит мое ведерко, начисто вымывает его возле колонки, и тут я впервые слышу название того места, где находится эта дача. Ждановичи. Я – запоминаю.
Потом мы с папой гуляем по лесу, и я в огромных ямах собираю еловые шишки. Папа рассказывает мне про эти ямы. Это – окопы. Я запоминаю новое слово, и с ним еще одно новое слово. Немцы. С этим словом лиса с петушком уходят далеко вдаль, немцы – вот чего мне, маленькой, надо бояться, понимаю я.
Папа показывает мне буквы и у меня получается складывать из них слова! Восторгу моему нет предела! Я читаю все – название газеты: «Правда!», надпись на папке с папиными бумагами – «Слава Октябрю», слова на корешках одинаково голубых книг в полке «Марк Твен!»
— Папа, а что такое Твен?
— Это фамилия такая. Вот у тебя какая фамилия?
-))))! Такая!
— Вот. А у него – Твен.
— а почему Октябрю Слава?
— потому что это праздник, и я поведу тебя на парад, а потом мы пойдем на демонстрацию.
— а что такое демонстрация?
— увидишь…
— а мама?
— а мама будет работать, она все время на работе во время парада и демонстрации.
Папа приносит с работы магнитофон, назывался «Репортер», и я в микрофон читаю стихи, рассказываю истории… Потом папа все это дает мне послушать и я очень стесняюсь – я то думала, что будет лучше. Но мама, папа и их друзья очень довольны, улыбаются и хлопают.
Я- дома. Почему-то со мной дома незнакомая старушка, которая даже не моя бабушка, она возится на кухне, и мне никто не мешает забраться на верхнюю полку шкафа, туда, где лежит богатство! Там лежит старый кожаный ридикюль, а в нем – деньги! Много денег! Когда мама на мои просьбы говорит мне, что у нее сейчас нет денег, я точно знаю, где их можно взять.
Они в этом ридикюле, по конвертам разложены, и года написаны – 1953, 1954, 1955 … в каждом конверте внушительная пачка, с числами 1000, 5000, 10000! Там очень красиво и витиевато сверху написано слово, которое я уже умею читать, но еще не знаю, что оно значит – ОБЛИГАЦИЯ. Но там также написано – рублей. Значит это деньги, и мне родители врут. Деньги у них есть, а велосипедика на трех колесиках у меня – нет.
Зато в ридикюле есть еще красивые металлические кружочки и к ним застежки на разноцветных ленточках. И большая и тяжелая звезда с солдатом в центре! Я тихонечко сгребаю себе это богатство в карман передника, и прошусь погулять во двор, старушка меня выпускает.
Какой фурор я произвела в песочнице! Тяжелые кругляши были так похожи на денешки, и мы играли в магазин, а потом … Потом пришла мама, выволокла меня из песочницы, очень обидно и даже немножко больно отшлепала, и долго рылась в песке, собирая оттуда зарытые и потерянные папины военные награды. Медаль «За отвагу» мы нашли, все остальные – тоже, а вот Орден Красной Звезды так и пропал. Осталась только орденская книжка, да приложение к ней с купонами, по которым до 1958 года отец имел право 50% скидки на ЖД билеты раз в год.
На 30-летие Победы все без исключения ветераны были представлены к ордену Великой Отечественной войны 1-й степени, отец его тоже получил, но ценил и уважал он только тот, боевой. Тогда я узнала много новых слов – война, Победа, Германия, оккупация, партизаны.
Мне уже 4 года. Я в гостях у своих родственников. У тех, у которых дача. В Ждановичах. Возле нашей детской дачи. За окном – темно, что означает – поздно. У них так много комнат, что не сосчитать, хотя считаю я плохо. Зато я умею бегло и хорошо читать.
Посередине комнаты стоит круглый стол, накрытый скатертью. Возле окна – телевизор. Небольшой, в корпусе из красного полированного дерева, с толстым стеклом. На экране какой-то дядька в черном плаще украл у красивой тетки в белом платье ребенка, и перелезает с ним через забор. («Граф Монте-Кристо» с Жаном Марэ, как я сейчас понимаю) Мне страшно. Но по экрану бегут титры, и начинается мой звездный час! Я громко и вслух читаю все, что вижу на экране, я не понимаю написанного, но все взрослые в восторге. Ах, какая умница! А что ты еще сможешь прочитать? А что вот тут написано?
И один вопрос, который убивает все мое хорошее настроение – «а где мама?»:
— мама опять в рейде, хмуро отвечаю я, а папа – в командировке…
Прошло сколько-то времени. Много. Возможно 100 лет. Хотя нет, скорее год-два. Но, как мы, маленькие, оцениваем время? Оно длится для нас медленно и долго, кажется, что времени нет, а есть вечность. Та же дача. Про ведерко я уже забыла. Я в старшей группе, попробовал бы кто-нибудь написать в мое ведерко теперь! Живо в крапиву загоню!
За забором, буквально в нескольких метрах, дача маминых родственников. Я через забор вижу своих двоюродных сестер, катающихся на качелях, они намного старше меня, свою тетю и ее мужа. Я хочу к ним, но опять этот забор. Я все еще слишком мала, что бы перелезть через него и убежать. У меня уже есть подруга, Мила, у ее родителей, оказывается, тоже есть дача, недалеко от дачи моих родственников. Милины родители забирают Милу на выходные, но каждый день к ней тоже не приходят, хотя живут через три дома от нашей дачи.
И вот как-то, совсем не в выходной приезжает мама и говорит, что мы едем на юг, на море. Что такое юг? Что такое море?
— Мы полетим туда на самолете, говорит мама, и мое сердце разрывается от страха. Я много видела самолетов в небе, они все такие маленькие, как же я там помещусь? От ужаса я даже не замечаю, как мама вручает заведующей какую-то ОЧЕНЬ ВАЖНУЮ БУМАГУ, и мне разрешают ПРЯМО СЕЙЧАС!!! ЗАБРАТЬ СВОИ ВЕЩИ И УЙТИ ЗА ЗАБОР! С МАМОЙ!
— Мама, а как же мы поместимся в маленьком самолетике?
— Мы полетим в большом самолете, говорит мне мама, но я не очень то ей верю.
Я ни разу не видела в небе большого самолета, а только маленькие, и вообще – как что-то большое может летать?
«Мне опять что-то врут»-, в очередной раз понимаю я.
Рубрики: Истории
